И я вот сижу в своих аппартаментах в Бланесе. На море лунная дорожка, полная луна, несущая депрессию, и думаю - это же целый роман можно написать. Это как же можно развить и завернуть про депрессивного хорька, который крепился, крепился, выступал, выступал, но в один прекрасный день не выдержал и понеслось - сбежал.
Я считаю, чудесно.
Мои "побеги фантазии", как говорит Варвара, бегут впереди меня со страшной силой.
Еще у нас тут интернет на ресепшен обнаружился. Даже грузится все. Ужасно удивительно. Хотя, что такое интернет в данном случае, так вышел в эфир, сообщил, что живой, что жизнь по-прежнему прекрасна, а на набережной работают аттракционы, и в одном из них один милейший старикашка с хвостиком орал через всю площадь, показывая на тебя на интернациональном языке:
- Мама, - и вращал глазами и зазывал. И ему улыбаться в ответ было вполне себе, пока только Варин папа не сказал:
- Мама, я еще не уехал.
Собственно, да, интернет это как-то так. Что такое мобила забылось в тот же момент и вот уже месяц им не пользуюсь. Так, иногда смски на него из редакции падают, что-то вроде - аааааааааааааа, мы утвердили каверстори, где картинки в хорошем разрешении!
Как-то так, да.
Еще почему-то, пока сегодня в море плавала мимо странных уток-чаек, сидящих на скале, вспомнила как сто лет назад, когда я только-только начинала снимать для журналов, поехали мы с Левой снимать Тинькова. Дело было летом. У Левы были каникулы. Он мне помогал. Лева был юный блондин, я тоже была вполне себе юнее чем сейчас. Мы дотащили мое оборудование. Я же начинала и света, и прочих штуковин у меня было больше чем сейчас в два раза. И камера у меня была среднеформатная - 12 кадров. И денег было мало. Поэтому всего двенадцать кадров.
Прекрасная девушка пресс-секретарь по имени Снеголь привела нас в офис к Тинькову. Мы с ним слегка побеседовали. Я отсняла пленку. Хорошие портретики. Ну и быстрее забрать из проявки и отдать в редакцию. ЧТо уж там париться и под лупой рассматривать.
А потом вышел номер. Прекрасный главный редактор, какие-то у него там были свои намерения, назвал статью "Барон" и поставил фотографию, где Тиньков моргает и выглядит это не просто браком, а ужас-ужас. При том, что я так гордилась оставшимися портретиками. А этот кадр просто не отрезала от пленки, потому что не разглядела.
И вот, дети, после этого я никогда, никогда не отдаю брак, потому что во-первых, это логично, во-вторых, никогда не знаешь, что придет в голову главному редактору, да и не только ему.
А потом через какое-то время я фотографировала семью Бондарчуков и Света зевнула, а Федя ей сказал:
- Никогда, никогда так не делай. Она же снимет, а потом в газете "Жизнь" ты увидишь свое перекошенное лицо.
И вот, дети, я вдруг осознала, что куча народу может снять за просто так твое перекошенное от зевоты лицо, а потом разместить его в газету "Жизнь" и это клеймо будет на всех фотографах.
Это я просто так, что-то сегодня подумалось, пока на волнах меня болтало.