Позже выясняется, что просто перепутал этаж.
- Давай быстрей, - говорит тебе Вика, - быстренько выпьешь, и будешь как я.
- ААААААААА, - возмутишься ты, - это я сейчас в ночи плелся по бриклейну, потом куда-то в сторону олд-стрит, толпы веселых людей и не с кем выпить, а ты тут сидишь и как настоящий алкоголик в одиночку квасишь, ненавижу тебя!
- Давай, быстрее выпей и будешь как я, - говорит тебе Вика
- А что, есть что? - удивишься ты.
- Полбутылки красного
Лондон для меня, это когда тащищься по Оксфорд стрит в поисках где купить тетрадку, мимо проходит строй ребят в черном, на каждом большой рекламный щит - на спине. Если станут в ряд, будут похожи на ОМОН.
Лондон для меня, когда в одиннадцать за этими со щитами на спине идут улыбчивые кришнаиты - Хари Кришна - поют они. Ничего не меняется. Сколько лет я в Лондоне уже бываю регулярно. Ровно в это время они идут по Оксфорд стрит. Иногда их больше, иногда меньше.
Лондон для меня - когда внезапно дождь, отпускает голову, практически, Понтий Пилат, несколько дней болела и тут дождь дали, и вдруг разжало тиски.
Лондон для меня, когда впереди в ночи в районе Angel идет чернокожая барышня и распевает во все свое джазовое горло что-то волнующее.
Лондон для меня - это когда мы с Ташей сидим в одном чудном кафе на Бриклейне, с ходу не найдешь, пьем кофе и девушка с нежными чертами что-то тихо поет.
Лондон для меня - это когда сидишь в Гайд-парке и играешь в ладушке с японско-английским ребенком. Так и играешь, по-русски громко повторяя - ладушки, ладушки. Мимо ходят важные гуси. И какая-то девушка с русским лицом, затормаживает рядом и улыбается.
И Лондон для меня - мильон новых графитти. И один из графитчиков болтает с Ташей, которая стоит без ботинок в проходе кафе, потому что у нее ноги промокли и она только что переодела носки
И еще Лондон для меня, это когда покупаешь картошку с бобами, идешь по Ковент Гадену, видишь, как Сержио что-то втюхивает кому-то, садишься рядом:
- Привет, я очень голодная, все вопросы потом.
- She is from Moscow - agent FSB - говорит Сержио и продолжает показывать свои фокусы
С утра мы писали сочинение, целый час. Потом мы ходили в британский музей.
Джоана, наша учительница, сказала, что она не вылезает из британского музея и конкретно сегодня мы пойдем смотреть на разные штучки англо-саксонского периода.
- Кто знает, кто такие англо-саксы? - спросила Джоана
У всех сразу стал очень задумчивый вид. И один японский малчик полез в словарь и сказал, что если мы подождем, он нам расскажет. И он рассказал, что они были блондины. И что вчера он был в Бристоле и видел графити Бански.
Потом мы шли в этот самый музей. Я пристроилась к Джоане, всегда интересно поговорить с человеком, у которого такое лицо. Может быть она согласится мне попозировать.
Собственно, Джоан рассказала мне, что, на самом деле, она - художник. И даже иногда продается. Но преподавание - это стабильные деньги. И еще у нее степень по журналистике. И еще бабушка ее первого мужа была из Геленжика и в Геленжике она так траванулась. И что Санкт-Петербург в сто раз круче Москвы. И много еще чего. И она периодически спрашивала - ты меня понимаешь.
- Ага, - отвечала я, - абсолютно.
И мы успели поболтать про Россию. У меня теперь история идет с повтором - про вторую отечественную, про то, как я отмечала прошлый Новый год, и что, несмотря ни на что, у нас у русских есть такая прекрасная черта - мы можем выжить в любых условиях.
Нет, конечно, каждый может выжить в любых условиях, но мы - русские, реально можем выжить при любых раскладах.
В Британском музее было неплохо.
Джоан сказала, что надо написать сочинение - было - стало. Был шлем, защищающий башку, стал - шлем, защищающий башку. Сто пятьдесят слов - от прошлого в будущее.
Параллельно бегала толпа детишек лет восьми с карточками, в которых были вопросы. Детишки должны были найти предметы, выставленные в этом англо-саксонском зале, сфотографировать их и ответить на вопросы в своих карточках.
Собственно, мне сейчас надо еще написать сочинение на эту тему.
В общем, мы распрощались и с Джоаной, и с моей группой, дошла до офиса, желая заплатить денег за обучение. Денег с меня взяли мало и предложили немедленно распить коньяк.
Голова болела, дождь еще не прошел. Рассказала ребятам о том, что творится в нынешней России, сгустив краски и пообещала выпить с ними водки в другой раз.
Они говорили, что в новостях рассказывают, как в России все зашибись.
Собственно, четверг, антик-маркет на Спитафульд-маркет.
Доехала до Ливерпуль-стрит, провела прекрасных два часа среди разного антиквариата. Все те же продавцы, парочка прекрасных абсолютно, все тот же набор продаваемого антиквариата.
Тут в газетах все пишут про чуваков, которые разбили лагерь около СантПола и чего-то там требуют. Доехала до Сантпола. Как же там прекрасно. Куча странного народа с не очень-то интеллектуальными лицами, сидящими в палатках, местами не очень трезвыми, чего-то там требующими, странная тетенька в форме священника, пристающая ко всем с воплями - дайте нам ваши деньги, дайте нам ваши деньги!
Ну и лозунги против ужасного капитализма. Захотелось их немедленно всех отправить в Россию для практики.
Но там весело, завтра еще раз схожу. Люди, собаки, бесплатный чай и еда, играющие на барабанах, крутящие пои, жонглирующие мячами, толпы сумасшедших и куча журналистов с камерами, берущих интервью - абсурд абсолютный и так это каждый раз удивительно. Жизнь - такая примитивная штука. Чем дальше, тем все меньше люди удивляют меня. Так все предсказуемо. И может быть им надо было изучать историю в школе лучше?
Тут как раз в этом самом месте мне позвонила Таша, сообщив, что она вот-вот будет на Ковент Гадене.
Пешком вдоль Темзы, пару раз заблудилась, голод не тетка, мысли, что ничего больше не будет в этой жизни, и больше ничего не удивляет.
Тут как раз дали ливень. Сильный. Наткнулась на ларек, где крошка-картошка. С крыши льет. В желудке урчит.
- Привет, тебе чего?
- Мне картошку и, возможно, бобы.
- Возможно? - улыбается малчик.
- Ну я не уверена, - отвечаю я, - что конкретно я хочу. Ну ладно, давай бобы.
Он выдает мне мою картошку с бобами за два восемьдесят и я плетусь по Ковент Гадену, Таша не звонит. Кушать хочется.
За тем самым столиком, где всегда сидят кто-нибудь из наших, но последние три дня никто не сидел, сидит Сержио с двумя очаровательными малчиками, раскладывает колоду и что-то вещает.
- Привет, - говорю я ему, усаживаясь рядом.
- Привет, - говорит он по-русски, - все нормально?
- Очень голодная, чуть позже все вопросы.
И они тусуют свои колоды и показывают друг другу свои фокусы. Я ем свою картошку с бобами, смотрю, кто выступает на площадке. Всего лишь Боб, Марселя нет, может быть все-таки отвалил в свою Гану.
- И вот, - говорит Сержио, - улица очень много мне дала. Эй ты, - обращается он ко мне, - пока, пока, тебе тоже интересно узнать, что дала мне улица?
Я даже жевать перестала.
- Конечно, Сержио, расскажи мне.
- Улица - это отличная практика, я когда начинал показывать фокусы на углу, я не зарабатывал ничего, я не знал, как жить дальше. Но тут такое дело, ты должен делать это каждый день, в любую погоду. Практика каждый день. Не вздумай останавливаться, тот день, когда ты остановишься, будет твоим последним днем. Правда. Никогда не останавливайся, думай головой и работай. Простой рецепт.
Где-то тут звонит Таша, говорит, что она ждет меня около Маковского магазина.
Дождь не прекращается. У нас мокрые ноги. По пути заходим в один из магазинов и меряем какие-то дорогие шмотки.
- Пойдем в одно прекрасное кафе в Сохо, - говорит Таша, - там самый лучший кофе.
- Дорогой, наверное, - говорю я, - поехали лучше на бриклейн.
- Да я из своей деревни не вылезаю, - говорит Таша, - может быть все таки в Сохо?
- А кто будет деньги экономить? - спрашиваю я.
Мне не нравится в этих двух кафешках, куда мы заходим. В одной из них - неправильные картинки на стенках. В другой - очень светло и публика так себе.
Доходим до Оксфорд стрит, садимся на автобус номер восемь и долго-долго едем в пробках, рассматривая окрестности со второго этажа.
Потом сидим в прекрасном крохотном кафе, где винтажная мебель со всех сторон, где люди все давно знакомые внешне, где девушка нежно поет, где люди некоторые приходят со своим бухлом, и где мимо проносятся известные графитчики на великах и Таша звонит им, сообщая, что они только что мимо просвистели.
А еще мимо все время проходят экскурсионные группы, наш райончик нынче так популярен, народ платит деньги и их водят и показывают пальцем на разные графитти известных граждан.
- Это - Хин, - говорит мне Таша, - у него была сломана нога, когда он рисовал эту штуку. Его так и называли - этот, безногий художник.
Собственно, толпы на бриклейне, толпы везде, я плетусь в ночи до Олд-стрит. Оттуда мне без пересадок.
Лондон, такая обыденность, кто бы мог подумать, что вот так вот будешь проживать в городе, как будто сто лет уже в нем жил, и где всех знаешь, и все знаешь, и знаешь, где и за каким углом, что происходит. В нашем модном нынче районе, четверг, на каждом углу - выставка открылась ровно сегодня, и мы даже куда-то заходим и выходим каждый раз разочарованные, знаете, это современное искусство. Или как мы в нем ничего не понимаем.
Дома полбутылки красного вина ждут меня. Под окнами горят окна паба. И жизнь удалась в одном конкретном месте. Мне, кстати, осталось совсем ничего в этом городе