- Да, Данни, если бы у тебя была камера и ты бы видел, чем мы занимаемся в твое отсутствие в нашем доме, пока вся страна вместе с тобой работает...
- Чем-нибудь в моей комнате?
- Нет, просто, ты бы нас точно ненавидел. Я знаю. Вот сегодня знаешь во-сколько закончился наш утренний кофе? В четыре.
- А во сколько начался? - спрашивает он
- В одиннадцать, наверное, - говорю я, - зато, несмотря ни на что, твоей стране огромная польза от таких как мы.
- Это какая еще может польза от бездельников? - удивляется Данни
- Ну как какая, мы тратим свои деньги здесь - снимаем жилье, ходим в магазин, ездим на метро. Чтобы Англия без нас всех делала?
И мы тут же начинаем с Данни яростно спорить, а потом ругаться. Заканчивается все как всегда. Он говорит, что я слишком агрессивная, нетерпимая и типично русская, насквозь русская.
- Ну, Данни, обрати внимание, что в этом доме со мной всегда споришь только ты, а я всегда спорю только с тобой. Со всеми остальными у меня нет таких проблем.
Данни пожимает плечами сердито. Каждый остался при своем. Марта предусмотрительно молчит и делает вид, что смотрит в комп.
Через час я оказываюсь в Данниной комнате. Потому что мы с ним ссоримся навсегда ровно на пять минут. Мирный тихий вечер. Мы смотрим документалку про уничтожение евреев в Белоруссии.
- А потом, после этого, Данни, многие в России говорят, что не было никакого Холокоста.
Данни ничего не говорит. Но я знаю, что он меня поддерживает.
Мы еще смотрим сериал про английскую глубинку. И еще залезаем вконтакт, посмотреть, как у Варвары дела. У Варвары дела ничего, обычный девочкин вконтакт.
Утренний кофе закончился в четыре. Наверное, здесь должна была быть картинка - как мы провели время за утренним кофе и как мы провели наш вечер. Но что-то в последнее время картинки копятся в компе. И это все.
Если вчера мы обсуждали кино, сегодня, исключительно, Хулио Кортасара.
С утра, когда я появляюсь на кухне, мне им надо сразу столько всего рассказать. Они сначала отмахиваются. Но потом сдаются.
Я тут намедни прочитала историю, которая, может быть фейком абсолютным, но такая красивая история. Про Маяковского и Татьяну Яковлеву.
- Представляете, - говорю я им, - она ему отказала. А он, уезжая, сказав ей, что все равно она будет его, потратил весь свой гонорар за выступления на то, чтобы каждый месяц ей доставляли цветы из цветочного магазина. Потом он застрелился. А цветы по-прежнему каждый месяц приносил посыльный со словами: "От Маяковского". Случилась война. И она продавала цветы из букета на улице и благодаря этому выжила. И цветы ей доставляли до самой ее смерти.
- Красиво, - говорит Конрад.
- Вот, а сегодня я прочитала другую историю, - говорю я. Про афганскую актрису. Кстати, абсолютно ужасная история, это как теряется вера в человечество. Это когда гламурная сука из Голливуда уговаривает афганскую актрису сняться в американском кино, зная, что за это скорее всего афганскую актрису убьют. Но она уговаривает ее, объясняя, что обязательно ей в конце поможет перебраться в более толерантную страну. В итоге, эта самая гламурная голливудская режиссер уезжает в Америку, а афганскую барышню начинают преследовать. В конце концов, на бомбе, заложенной около дома, подрывается ее сестра и остается без ступни. Они бегут в Россию и ждут решения - впустят их в Европу или нет. Но их семья остается в Афганистане. В какой-то момент семья перестает выходить на связь. Афганская актриса решает вернуться в Афганистан. И пропадает.
Мы все молчим какое-то время. На самом деле, это такая абсолютно обычная история. Скорее удивляют истории, когда люди проявляют благородство, творят добро. Каждый раз думаешь - а что это с ними, чевой-то это они в этом мире, где каждый сам за себя, где почти каждый просто био-робот.
Завтра должен прийти лендлорд. А это значит, что все, кроме Радека и Конрада должны проснуться в девять и быстро удалиться из дома. Радеку надо убрать свою кровать из своей комнаты и сделать вид, что это комната у нас - ливинг рум. Радек слегка волнуется, что скажет ленд-лорд по поводу того, что кухню перекрасили, не спросив его, и зачем содрали вонючий старый ковролин с лестницы с третьего на второй этаж.
- А ты скажи ему, что у нас были клопы, поэтому это было необходимое решение, - подсказываю я ему.
Меня больше волнует, зачем ленд-лорд решил нас посетить. Не собирается ли он нас выселить. Впрочем, Данни говорит, что ленд-лорд все равно не может нас выселить в течении полугода, после уведомления о том, что нам пора съезжать. А за полгода мы всяко как-нибудь разберемся.
- Не может же он нас вот так вот просто выставить, - говорит Данни, - это же Англия, в конце концов.
С утра мы обсуждаем Хулио Кортасара. Почему-то все темы заканчиваются темой про секс и поиски того с кем, можно это проделать. У них у всех. А я просто слушаю. Улучшаю свой английский специфическим образом. Поэтому вдруг логично все вспоминают, что надо срочно сделать НОРМАЛЬНЫЕ фотографии для юзерпика, потому что нынче все на фейсбуке этим занялись - поисками этого кого-то. НОРМАЛЬНЫЕ ФОТОГРАФИИ выливаются в съемку парочки граждан в почти раздетом виде, так что соседи смотрят на нас из окна и хлопают в ладоши. Парочка хорошо сложенных юных тел, кошка между ними прыгает. "А давай мы подложим себе в трусы носки" - говорят они мне. Чтобы солиднее смотрелось. В общем, до четырех вечера мы были очень заняты. Очень. Потом я на встречу поехала. Думая о том, что мильон картинок в камере - это, конечно, отлично. Но я опять не написала очередные эссе и не отправила свое резюме. Абсолютное безобразие. Зато однажды, когда они станут знамениты, я буду это продавать. Или просто буду это продавать, потому что картинки все равно хороши.
Вчера, когда бродила между кустов в ботаническом саду, вдруг заметила фазана. Он неожиданно вывалился из этих самых кустов и замер, увидев меня. Переливаясь в лучах солнца. В сторонке две юные барышни самозабвенно фотографировали другой куст. Фазан был так прекрасен, что невозможно было им не поделиться.
- Хей, - прошептала я, - хей, барышни!
Барышни с удивлением оглянулись. Я показала им фазана жестом. И мы минут тридцать фотографировали его втроем. Это было почему-то невозможно смешно. Вот это мое желание срочно кому-нибудь показать этого самого фазана.
Марта много во сне говорит на испанском. Может быть я тоже скоро во сне начну говорить на испанском. Кто знает. Может мой мозг будет работать во сне.
С утра Катрин очень задумчива.
- Я только что проверяла историю своего проездного, - говорит она, - получается, что я села в автобус в одиннадцать вечера. А потом в пять утра я была в другом автобусе. Где я была между этими двумя автобусами, я не помню. Только потеряла телефон. Помню бродила где-то вдоль канала в густом тумане.
- Пора завязывать? - спрашиваю я.
- Да, наверное пора. Думаешь пора? Сначала фингал, теперь телефон. Да, наверное пора.
За утренним кофе вдруг умиляюсь, протягиваю руки Радеку и Марте, в очень американской манере и тут же сама над собой смеюсь.
- Эй, - говорит строго Радек, а в глазах черти пляшут, - а почему ты Люсьену не протянула руку?
- Я не уверена, что ему это было бы комфортно, - говорю я, - по-моему, он еще к нам не привык.
- Нет, почему же, - говорит Люсьен, - со мной все в порядке.
- Ну значит, мне просто это еще не очень комфортно, я еще к тебе не привыкла. Я еще тебя пока не чувствую.
- Так немедленно обними его, - говорит мне Радек.
- Ты что тут, босс? - спрашиваю я
- Обними его, - настаивает Радек.
И я в итоге обнимаю Люсьена, а потом Марту, а потом Радека. А потом еще Конрад приходит и мы все, как дурачки стоим и обнимаемся.
- Она, когда с нами познакомилась, каждый раз шарахалась, когда мы пытались ее обнять, - говорит Радек, - эти русские, они такие холодные. Пугаются каждого прикосновения. Сейчас, видишь, лед расстаял
А еще все вокруг нынче окрашено в какие-то печальные оттенки. Такое чувство безысходности и вдруг вспоминается Цветаева с ее повестью о Сонечке. И "Циники" Мариенгофа. И "Доктор Живаго". Вроде как еще можно соскочить, но не соскочишь. Некуда деваться. И это чувство, которое было где-то там в девяносто втором, когда все разваливалось на глазах, под окнами взрывали машины, в которых были живые люди, передел собственности полным ходом, сводки вдруг начали передавать про войну, обшарпанная коммуналка, пустой холодильник, пустой живот, отсутствие денег и маленький Лева на руках. Такая молодость, голодная, бурная и жизнь полным ходом. Нынче, знания не позволяют больше радоваться вот прямо сейчас. Все замерло в ожидании, куда вывернет, во что выльется, вдруг нас всех спасет чудо. Но знания еще подсказывают, что чаще всего чудес не случается. И такой уместный Бродский со своим "если выпало в империи родиться"