Можно просыпаться в двенадцать, получать от Вики сообщение на фейсбуке - мы сегодня встречаемся, ты не ответила на смс. Смска приходит в десять, когда обычные люди в Лондоне только просыпаются.
Позавтракать, поболтать с Конрадом. Встретить в коридоре рыжую Кейт, которая вернулась с ночной смены, быстро приняла душ и собирается опять на работу.
- Ну мы увидимся в пятницу, - почему-то оправдывается она, - когда я спрашиваю, где это она зависает и я не видела ее вечность.
Пампушка в саду сидит у щели, пристально всматривается. Может быть там бегает очередная-внеочередная крыса? С неба что-то капает. Но - плюс шестнадцать.
В час можно наконец-то выдвинуться куда-нибудь. Забываю, что четверг, что надо идти на Спитафильд маркет, потому что там антикмаркет. Поэтому оказываюсь на Ковент Гадене, где сегодня в шесть тридцать должны зажечь рождественские огни. Об этом мне сообщает один малолетний фермер, который добирался целых три часа до Ковент Гадена - два до Лондона и еще час по пробке. Он привез целую телегу рождественских венков, которые надо вешать над дверью и под ними же целоваться.
Полчаса можно посмотреть, как Эндрю пытается заманить толпу на свое шоу. Толпа обтекает его. Эндрю беззвучно матерится. Зачем-то пытается обниматься. Видимо, думает, что это поможет.
Вокруг толпы влюбленных парочек. Держатся за ручки, пьют вино за столиками.
С фотографией сегодня не очень получается. Иду на Sought bank. С вдохновением не очень. Стоять на одном месте не хочется. Хочется идти.
На мосту женщина лет пятидесяти делает селфи. Я, собственно, сегодня неуклюжая, спотыкаюсь об нее.
- Простите, - говорю я.
- Ничего, - отвечает она, - это так глупо делать селфи, - и хихикает.
- Не понимаю, почему люди стесняются делать селфи. Это так здорово - делать картинки на память. Почему нет?
- Ну, - задумывается она, глядя на мой длинный объектив.
На South Bank повеселее. Малчики со скейтами. Рождественская ярмарка еще не открылась. У Tate Modern человек с собакой запускает в небо целую кучу мыльных пузырей. Проходящие мимо тут же превращаются в детей, гоняются за огромными пузырями и смеются. Минут тридцать наблюдаю это счастье. Мимо проходят две русские:
- Вот так, будешь заниматься всякой фигней, а тебе за это еще и деньги будут давать, - говорят они друг другу.
А я думаю, что вот так целый день запускать мыльные пузыри в небо, помогать людям улыбаться и делать разные картинки - не такое уж простое дело.
Поодаль, румынин наяривает на гармони. Пузыри, люди бегают за пузырями, Темза несет бешено свои воды, волны бушуют. Серое небо. И чуть-чуть поодаль австралийский парнишка поет. У него удивительный голос. Люди останавливаются завороженно. На ступеньках сидит маленький человек. Рыжий. С таким удивительным лицом. Я минут пять думаю, подойти познакомиться с ним или нет. В небе кружат два вертолета. Это значит где-то что-то случилось. Вечером прочитаю в газете про большой пожар. Тут же проносится девять самолетов. Летят клином. За ними ровный серо-желтый дым.
Еще потом надо обязательно долго сидеть на скамейке и смотреть на Темзу. И обязательно думать о том, что некуда спешить. Совсем некуда. Больше думать ни о чем не хочется.
Ближе к четырем срочно спешить встречаться с Викой. Потом брести обратно на Ковент Гаден, чтобы посмотреть, как зажигают огни, пьют глинтвейн. Заходить во все дизайнерские магазины и присматривать к рождеству подарки. На Ковент Гадене вокруг будут бродить Санта Клаусы, веселая группа будет танцевать и петь. Красивые малчики в бежевом пальто будут выдавать пряники и говорить - Веселого Рождества. В клетке будет сидеть маленький лысый испуганный поросенок. Еще потом надо зайти в кафе, выпить чай. И соседи по столику, конечно же, окажутся русскими. Достанут для нас кекс и орешки.
- А винегрета у вас нет? - спросит Вика.
Мы с ней извлечем из рюкзаков свои пряники, полученный на Ковент Гадене, и будем пить латте.
Как-то так про Лондон.
И через десять дней уезжать. Ужас, как быстро.