Марта ворочалась с боку на бок, в итоге встала и заткнула уши затычками. Мне было лениво выползать из постели, лезть под кровать, доставать чемодан и искать в нем мои затычки. Поэтому я просто продолжала ненавидеть Радека всю ночью
- Ненавижу Радека, - сказала я утром Алес, которая готовила себе завтрак.
- Почему? - удивилась Алес.
- Они с Рисом полночи бубнили и мешали мне спать, сейчас пойду и буду прыгать над ним.
- О, круто, - обрадовалась Алес, - пойдем я с тобой попрыгаю.
Собственно, мы с Мартой живем над Радеком. Алес с Юсефом и Домасом под Радеком. Так что у нас у всех есть за что иногда его ненавидеть.
Алес в итоге не потащилась на наш третий этаж. Так что мы вдвоем с Мартой попрыгали. Впрочем, было уже около часу дня. Так что толку особого не было. Никакой мести не получилось. Наш герой даже не проснулся.
На цветочном рынке было столпотворение. Погоду неожиданно давали теплую. Целых шестнадцать градусов. По этому поводу, все ринулись покупать цветы, пить кофе, вино, пиво и сидеть на тротуарах, слушая музыку. Дети, мамы-папы, собаки, разгуливающие в разные стороны. Мирный такой лондонский денек.
На обратном пути, когда я медленно, всматриваясь в народ, тащилась уже на Бриклейн, кто-то за моей спиной сказал:
- Хеллоу, - это была дарлинг, к которой я ровно вот вчера ходила в гости. Дарлинг говорила кому-то - хеллоу в телефон. Если бы она не сказала этого ровно у меня под ухом, она бы прошла мимо и я бы ее не заметила.
Зашли тут же в крошечную кафешку, выпили кофе. Только я несколько грустила. Темнело стремительно, а я почти не поснимала.
- А вон тот вот бармен нравится Вике, - сказала я. Бармен не преминул построить нам глазки.
На Бриклейне уже почти стемнело. Пробиралась сквозь толпу. Рассматривала народ. Гражданин, который уже больше года сидит с табличкой - у тебя стресс, за пять фунтов ты можешь дать мне пощечину, выглядит так себе. Символ Бриклейна потихоньку сдает. Красивая девочка с деревянным подносом раздает шоколад - попробовать. Фотограф пристает к символу Бриклейна. Я пристраиваюсь за его спиной и тоже снимаю.
- Пойдем, я тебе покажу графитти со мной, - говорит ему символ Бриклейна. И это такое смешное чувство, когда ты чувствуешь себя причастным, когда ты знаешь каждый угол на Бриклейне, а кто-то даже не в курсе, что за углом улица с графитти.
Я тащусь за ними. Около Винтажной империи Оли курит в дверях.
- Привет, - говорю я ему.
- Как сегодняшняя съемка? - спрашивает он.
- Так себе. Сейчас сниму чувака, потом подойду.
- Мика? Он сегодня у нас в девять будет вокшоп давать.
Тут же подходит смешная девица, которая обычно играет на гармони на Бродвей маркете и на Коламбиа маркете. Французская смешная девица в отличном твидовом винтажном костюме.
- Ух ты, какой у тебя костюм, - говорит ей Оли.
А она крутится во все стороны и улыбается.
Оли рассказывает мне, что они переставили лодку на Хакни Вик. Как раз рядом с Ташиной лодкой сейчас стоят. Что он стучался к Таше, видно было, что в Ташиной лодке кто-то есть, но почему-то никто не открыл.
- Увидишь Ташу, передавай ей привет, - говорит Оли.
- Ну да, Таша тут была в Москве и ей было страшно некогда. А теперь я в Лондоне и та же фигня.
Оли еще рассказал, что они купили новую лодку и теперь у них есть настоящий туалет и даже настоящий душ. А еще в Винтажной империи нынче продают вино. И это вау.
В общем, потом стемнело совсем. Я дошла до Ливерпуль стрит, думая, что я совсем своя в этом городе, это вот когда идешь по улице и постоянно встречаешь разных знакомых. В Москве такое случается куда как реже. В Макдональдсе на Ливерпуль стрит было пусто. Совсем. Быстро закинула в себя гамбургер и поехала домой.
Дверь открыл Юсеф.
- Ну наконец-то, тебя уже все давно ждут, - сказал он и ушел в свою комнату.
Ждал меня Люсьен, на самом деле. Он заехал ненадолго позаимствовать камеру у Юсефа.
Пообнимались. Радек сидел в своем инстаграмме.
- Ну как ты? - спрашиваю, - твои никто не пострадал в Париже?
- Не, все живы, слава Богу. Мама в тот день работала около метро, где стреляли. Пули летали мимо нее. Но обошлось. Не могу об этом говорить, сразу начинаю плакать.
- Перестань реветь, - говорю, - мы живы. И будем жить прямо сейчас. А в субботу - вечеринка. Не будем бояться.
Весь дом обсуждает предстоящую вечеринку. Все наприглашали разных гостей. И, конечно же, все пригласили тех, кого кто-то из нас не очень-то любит. Марта обиделась на Радека, потому что он пригласил другую Марту, которая когда-то жила в нашем доме и они когда-то были с Мартой лучшими подружками. А теперь злостные враги. Юсеф, Домас имеют зуб на Матеуша. Домас не в ладах с Паулиной. Бла-бла-бла. Хожу, хихикаю.
Меня немного отпустило. Неделя после Москвы и наконец немного отпустило. Я - опять я. Проблемы временно испарились. Можно быть самой собой.
Пару дней назад Радек приставал:
- Почему ты меня ненавидишь?
- Почему я должна тебя ненавидеть?
- Ты очень холодна со мной.
- Это меня просто еще после Москвы не попустило. Это пройдет, - говорю
Вчера дарлинг с тем же самым:
- Ты меня совсем разлюбила.
Забавно. Вроде бы ты - это ты. А они считают, что что-то произошло и ты к ним больше не относишься как к своим.
На самом деле, по вечерам мы делаем с Конрадом зарядку в его комнате. Конрад лежит под столом, потому что другого места в его комнате нет, если еще и я.
По утрам мы с Конрадом завтракаем. По вечерам мы сидим с Домасом на кухне на табуреточках и рассматриваем звездное небо. Иногда мы пересекаемся с Радеком. Я говорю ему какие-нибудь гадости, мы обнимаемся, я ухожу снимать город, а он обратно спать. Азалия в саду уже отцвела. Пампушка ходит за мной следом. Марта во сне пинается. Кейт исчезла от слова совсем.
- Может быть она на наркоте? - спрашивает нас Домас.
- Тебе, конечно, виднее, - ерничаю я.
- Елена, - говорит он с укоризной, - просто когда люди на наркоте, они исчезают, а сами потом говорят, что у них арт-проекты.
- Правда? - удивляется Алес.
- Могу сказать, что когда мы с Домасом шэрили комнату, он никогда не исчезал надолго. К тому же Кэйт совсем не похожа на девушку на наркоте, - тут мне еще хочется сказать, что по себе людей не судят. Но это надо слишком долго думать, как сформулировать на английском. И я ничего больше не говорю.
Боу дом по-прежнему мой.