Картошку под дождем я копать не решилась. К тому же для этого надо открыть сарай, найти там лопату. Почему-то мне это кажется очень сложным делом.
В морозилке обнаружились две сосиски, брокколи и пачка масла. Так что до завтрашнего утра я спокойно доживу.
Опять-таки интернет пока не закончился. Даже страшно подумать, сколько у меня там осталось интернета в телефоне. Без интернета нынче тяжелее чем без нормальной еды.
- Ну, когда ты можешь поговорить со мной? - пишу я Радеку, - мне надо срочно поговорить по-английски. Я скучаю по английской речи, - меня также греет мысль, что сидя на даче, слушая дождь, можно говорить с кем-то в далекой Варшаве.
- А когда ты можешь? - спрашивает он.
- Всегда
- Не ври, ты занятая мать двоих детей.
- Ага. Один из моих двух где-то за пределами нашей Родины. Вторая - часов за семь езды от Москвы. Я сижу в деревне и слушаю, как за окном идет дождь. Так что да, я очень занята.
Мы с ним, как два дурацких подростка. Так и не выросли, так и не выпрыгнули во взрослый мир. Или это мне только так кажется. В любом случае, меня это очень устраивает. Какая-то такая не взрослость. Главное - не смотреть в зеркало. Тогда иллюзия будет полная.
- Если тебе нечем заняться, возьми камеру и сходи куда-нибудь в лес, - советует он, - ты можешь сделать чудеснейшие снимки природы, - прямо вот вижу, какое у него в этот момент издевательское выражение лица.
- Радек! У нас дождь. Очень сильный. Я даже до туалета с трудом добираюсь, чуть ли не вплавь, дорогу размыло. Небо серое. И дождь. Какие чудесные снимки? И нет никакого голого чувака под рукой, который будет скакать между угрюмыми соснами, собирая на себя клещей. И я, между прочим, скучаю по чуваку в красной пижаме.
- Ну ладно, ладно, ты в скайпе? Сейчас позвоню. Камеру включи,- и он добавляет то самое bitch, которое по-английски в наших кругах звучит очень нежно.
Я пересказываю ему последние лондонские новости и сплетни. Мы не разговаривали с ним уже месяц, мне так кажется. Я рассказываю, как мы съездили в Барсу, про теплые ночи и латинский квартал.
- Конрад, в грайндере? Я тебе не верю, - восклицает Радек.
- Честное слово, это было очень смешно.
Я жалуюсь ему на нашего другого малчика и его совсем плохие, вернее хорошие, отношения с наркотой.
- И что я должен делать в этой ситуации? - спрашивает у меня Радек, - то есть я вот сейчас вернусь в Лондон и должен буду решать эти проблемы?
- А кто еще должен решать эти проблемы? Ну или тебя придется платить за вторую половину комнаты. При таких раскладах никто не захочет жить с ним в этой комнате.
- Ну вы же с ним друзья, ты бы могла с ним поговорить.
Нет, ну я, конечно. Но это все-таки не друзья. Если три месяца жить в одной комнате, в конце концов вынужден заняться воспитанием соседа. Иногда с применением грубой физической силы, когда все средства перепробованы. Сосед твой тебя, в итоге, полюбит крепко, приняв за ближайшего родственника, которому есть дело до него. Но как только ты съедешь, тормозов не останется, все войдет в прежнюю колею.
- На самом деле, насколько я помню это вы - друзья, - говорю я, - и тебе все равно как-то придется разруливать это все. Не знаю как, не спрашивай меня. Меня еще с детства учили - никаких отношений с алкоголиками и наркоманами, изменить ситуацию не сможешь, на дно они тебя запросто утащат. Это если только им понадобится помощь. Если они об этой помощи попросят, тогда да. Другие варианты - особенно поговорить - рассматривать бессмысленно. Давай будем верить в чудо. Вдруг что-то такое случится и что-то так сильно его напугает, что он слезет. Но пока и его бойфренд и все его дружбаны они плотно на этом.
- Тебе же нравятся его друзья.
- Нравятся. Наблюдать, да, снимать тоже. Но жить рядом я бы побоялась. Да ты сам все знаешь.
Чем собираешься заниматься сегодня?
- У нас сегодня банковские выходные. Сейчас закончу завтрак, пошарюсь на грайндере, надо бы опустошить яйца.
- Что-то я раньше не слышала этого выражения, теперь буду его использовать, - говорю.
У него в Варшаве тепло, все еще лето. В Лондон он только в сентябре. В начале сентября приезжает Тим. На выходные.
- Тебе хорошо, - говорит Радек, - ты умеешь зарабатывать на жизнь фотографией. Я же никто, ничего не умею, лузер.
Семейство лузеров из Боу, талантливых лузеров. Пара-тройка лузеров-талантов-дизайнеров одежды, ювелир-самоучка-лузер, актер, хороший актер, но мало того, что с австралийским акцентом, так ведь тоже лузер и еще кошка, у которой, кстати, все хорошо.
- А я, конечно же, не лузер, - говорю я, - я, конечно, зарабатываю миллионы фотографией, так что на эти миллионы только и могу, спокойно могу навещать друзей, покупая дешевые билеты на самолет и деля постели этих друзей, потому что друзья - нищеброды и у них нет для меня отдельной кровати.
- Нет, у тебя есть свобода, - говорит и после паузы, - знаешь, у нас у всех есть свобода.
- Давай ты приедешь следующим летом в Москву и мы поедем путешествовать.
- Давно пора отправиться в путешествие.
- Ага, денег заработать к следующему лету и в путешествие.
Конрад мне намедни:
- Мы же поедем с тобой в Норвегию?
- Норвегия дорого. Мы с тобой точно не потянем.
- В Норвегии у Аши, помнишь Ашу, мою подружку, у нее родители-миссионеры живут в Норвегии. Они всех привечают и еще бесплатно кормят. Они любят гостей. Так что нам надо будет только за билеты заплатить.
- Скажи, ты все еще меня любишь? - спрашивает вдруг Радек.
- Радек, фу.
- Или ты дружишь со мной только потому что тебе нравится меня снимать?
- Ага, а ты дружишь со мной, потому что тебе нравится, как я тебя снимаю.
- Ну ладно, ладно, мы просто любим задавать друг другу риторические вопросы.
- Типа того.
- Приезжай лучше в Варшаву прямо сейчас.
- Я еще денег не заработала.
Пока у меня дача и дождь. И антибиотиков осталось только на утро, звучит, кстати, смешно. У Варвары в инстаграме новые картинки. Там на картинках тонкие девочки-подростки, стоящие на мостках, слегка ссутулившись, видимо, не жара. И даже сразу понятно, когда она возвращается. Ответила кому-то, что не раньше двадцатого. И судя по инстаграму, лето у Варвары - волшебное. Как все-таки повезло деточке, что у нее так много хороших подружек. Спасибо, школа.