Надо срочно сделать шенген, потому что хочу, конечно. Останется только найти квартиру за не очень дорого.
- Эй, - говорит Конрад, - давай, поехали, ты сможешь сделать миллион отличных снимков, как я, к примеру, ем немецкую еду. Или Данни. Ну просто Данни и Берлин.
Варвара сегодня учила Фила элементарным русским фразам. Он записывал аккуратно все это. Привет. Как дела. У меня все хорошо. Пока.
У Фила - русские соседи. Он хочет поразить их знанием русских фраз.
- Наверняка, там хорошенькая девушка, - говорю Варе.
- Ну что ты, мама, он же женат. У него дети, - отвечает Варя с укоризной.
- Можно подумать, это кому-то мешает, - цинично комментирую я, - ну ладно, ладно, - смягчаюсь я и говорю, на всякий случай, - не всем же быть такими, как твой папа. Впрочем, знаешь, я пару раз встречала несколько девушек, которые бы твоему папе подошли куда бы как больше чем я.
- Ну, мама, ну что ты такое говоришь, - возмущается она.
Варвара сидела на окне. Мимо шла Яна, разговаривая с Варей по телефону и толпа одноклассников.
- А теперь, - сказала Яна одноклассникам, - мы все помашем рукой Варе.
- Они даже снежки начали кидать мне в окно, когда я открыла окно, чтобы что-нибудь им умное сказать, там сейчас на окне даже след от снежка. Один из них сказал, что теперь можно будет приходить под окна и подглядывать, как я переодеваюсь. Это он так пошутил.
- Главное, чтобы не подсматривать, как я переодеваюсь, - говорю я, - потому что нынче я смущаюсь своего тела.
- Вот ты всегда все на себя переводишь, - умиляется мне Варвара.
- Нет, ну этот просто имбицил.
- Я думала, что вы уже друзья.
- Нет, ну как можно дружить с таким. Мы с Янкой сидим. А. лежит перед нами на парте и о чем-то болтает. Тут приходит Л. и радостно скидывает А. на нас с Янкой. Знаешь, такая неловкая ситуация. Всем неловко. И нам, и А. А Л. только ухмыляется радостно, считая, что это ну очень удачная шутка. Как с ним можно нормально общаться? Нет, ну правда. А еще старшеклассницы ходят в наш двор курить. Я прохожу мимо. Они такие с подозрением: "А ты что тут делаешь?" Отвечаю - живу я здесь.
В ночи у деточки давно забытое настроение - аааа, а я девочка-неудачница. А я у вас глупая девочка, ничего не могу, не умею. Ни разу ни в самой сильной группе ни по одному предмету. Ни разу не стараюсь учиться, а могла бы ведь, да. Скажи, скажи мне, я, правда, такая глупая, да? Одни малчики на уме, да? И скажи мне, что я все-таки не эгоист.
- Ну да, ну да, - вторит Варин папа, - одни малчики на уме. Толпами во дворе околачиваются, да?
- Нет, ну это не так, - девочка-неудачница начинает протестовать. Ну просто сегодня такое плохое настроение.
В Школе нашей на Коленке малчики мои опять не сделали домашнее задание. И легли вчера в четыре. То есть спали всего часа три. Поэтому они дружно пытаются спать на партах и не очень-то понимают, о чем я говорю.
- Нет, ну это уже совсем не интересно, - говорю я им, - вот какой интерес мне вас учить? Ну скажите, зачем вы сюда ходите? Вас же никто не заставляет. Мне стало скучно с вами. От вас никакой отдачи. Понимаете. Что бы я ни делала, я не вижу ваших усилий. Вам скучно. Вы спите на уроках, вы не делаете домашнее задание. Вы так и не научились за эти полгода говорить нормально. Бессмысленно все. Вы меня расстраиваете.
- Последнее занятие, - говорит Дильшот, - мы уезжаем.
- Это, конечно, отлично, я очень рада, но вы еще можете пару месяцев уезжать, а мне то, что делать? Делать вид, что я вас учу?
В общем, я сейчас как никогда хорошо понимаю, как учитель в итоге в классе работает только для пары-тройки тех, кому интересно. Потому что вот так полгода скочешь, придумываешь, приносишь, развлекаешь и натыкаешься на полное отсутствие какого-либо сотрудничества. Нет, психолог, конечно, говорил, что дети, у которых нет определенности, которые сами себе не принадлежат, очень часто ну совсем не мотивированные. Но мне от этого совсем не легче. Это мое персональное фиаско. И что с того, что они меня любят, что они мне пишут на фейсбуке. Вот совсем от этого не легче.