|
|
|
May 25th, 2017
12:09 am
День как день. Мы приходим в нашу школу несколько позже, чем обычно. Понятное дело, дело к лету. Дети на перемене носятся на улице, радостно кричат: "Суефа, суефа!". Разноцветная толпа и где-то сзади семенит крохотный Мустафа. На уроке он то и дело норовит засунуть ключ в ухо к брату, выдергивает у меня книжки, крича уверенно на русском:
- Мое, - и я опять беру его крепко за руки и говорю строго,
- Мустафа, мы так себя не ведем, ты мешаешь нам учиться. Иди к Полине с Базилем. Они из пластилина лепят.
Он пожимает плечами, слегка хмурится, но никуда не уходит.
Один Мансур все время кричит:
- Да, я знаю, - торопливо перебивая меня, пытаясь показать, что он у нас самый, самый умный. Второй Мансур все время спит, зевает, хлопает ресницами, иногда уходит побеседовать с мамой.
- Мансур, - говорю я нашему все-знающему Мансуру, - иногда полезно выслушать учителя. Вдруг что-нибудь новое узнаешь, - Мансур смотрит на меня снисходительно, - Мансур, - говорю я другому, засыпающему, - давай, соберись, тряпка, ты собираешься наконец-то начать разговаривать по-русски или как? И кто тебе сказал, что во время урока ты можешь идти и беседовать с мамой. Мы так не делаем, ты понял меня? - он согласно кивает головой. И минут через пять опять идет беседовать с мамой, - Мансур, вернись, - кричу я ему вслед, - немедленно вернись, у нас урок.
В целом, они немножко лучше говорят, и много чего понимают. Хотя сегодня они опять долго пытались понять, что такое костер. На прошлом занятии мы тоже учили это слово.
Еще мы сегодня на кладбище. Я иду из нашей школы до Колиного дома, жду его маму у калитки.
- Лена, я тебе котлеток нажарила, - говорит Левина бабушка, - помнишь, как я вам с Колей из Калуги привозила эти котлетки? Подумала, что ты - голодная.
Завтра полгода как. Небо такое синее-синее. На фотографии улыбающийся Коля и это какое-то ужасное недоразумение, если честно. Мы немножко убираем мусор. Я бы, если честно, выкинула бы все эти дурацкие венки и искусственные цветы, ненавижу, правда. Мы втыкаем свечи, зажигаем. Они потрескивают и от ветра пламя так ходуном ходит. Левина бабушка достает кисель и эту рисовую кашу с изюмом, булочки с маком. Мы поминаем. Где-то слева лежит гражданин помладше Коли, но ушел в тридцать шесть. За Колей деточка лет восьми, тоже родилась позже, ушла очень рано. И так хочется зарыдать навзрыд, потому что жалко, и себя, и тебя, и всех. И особенно твою маму. С которой у нас всегда было как-то странно, а теперь вдруг оказалось, что я - это единственное, что ее может поддержать. Потому что я, типа, в нашем клане самый сильный, который если что, настучит всем вокруг по башке и все такое.
- Когда я уйду, придется тебе смотреть за нашими могилами, - говорит Левина бабушка, - на Леву надежды нет.
- Ну куда же я денусь, - отвечая. Впрочем, весьма неуверенно. Если бы не она, ноги моей бы не было на этом кладбище. Потому что это не про того, кто был живым и чудесным, а потом просто ушел.
На обратном пути я звоню Леве доложиться. И как это обычно бывает, в конце мы слегка ссоримся. Потому что если я говорю А, Лева всегда говорит Б. Впрочем, он считает, что все ровно наоборот. Варин папа уверяет, что однажды все изменится. Что мы все рано или поздно начинаем относится к своим родителям более бережно.
Мне вдруг звонит деточка Варвара, которая ходила на какое-то там собеседование. И которой сказали, что ее, конечно, допускают до экзаменов, но. Но знания у нее такие, не цельные, отрывочные, не систематичные, и вряд ли у нее есть шанс сдать экзамен.
- Правду ведь сказали, - говорю, - ты же и сама это знаешь.
Деточка обижается, говорит, что она, вообще-то, звонила, чтобы ее утешили.
- Слушай, - говорю, - ну вот вчера ты ночевала у Мани, к примеру. И не особо ни к чему не готовилась, так ведь?
- К чему, к чему все это? К чему вся эта бессмысленная трата времени, - вздыхает деточка, - к чему вся эта учеба? И ты вместо того, чтобы сказать мне что-нибудь утешительное, у меня сегодня такое отстойное настроение, ты вместо этого говоришь мне всякие гадости. А я тут иду под дождем непонятно куда. И где тут метро, кто знает.
Где-то через час деточка пришла домой. И мы вдруг неожиданно все оказались на кухне. И обсуждали отнюдь не вот это вот - кто-то не то, чтобы особо занимается. Мы обсуждали куда как более насущные проблемы: поцелуи, любовь, случайные связи и новых знакомых собственной деточки.
- Ага, - сказала деточка, - а после того, как ты не проявила ко мне никакого сочувствия, я позвонила Леве. Круто, что теперь я могу ему звонить и мы опять начали общаться. Ты должна радоваться этому.
- И что, он жаловался тебе на меня?
- Ну не особо, конечно.
- А ты на ему на меня, да?
- Ну мы немножко пожаловались, конечно. Я, вообще-то собиралась ехать к Ане пить чай и утешаться. Но после разговора с Левой я решила, что лучше все-таки ехать домой и попытаться немножко поучиться.
- А еще на этом собеседовании, - сказала деточка, - было очень даже забавно. Они мне понравились. По-моему, я им тоже понравилась. Мы долго выясняли, почему у китов нет кессонной болезни, а у человека есть. Ну и еще разные вещи. В общем, неплохо повеселились.
А еще есть один малчик в классе, который любит отловить и рассказать нашей деточке о ее тупизне. Деточка отбивается, как может. Но настроение у нее портится.
- Да ладно, - говорю, - это он так любовь проявляет.
- У него уже есть девушка, - говорит.
- Ну и что, кому это мешает, - отвечаю, - и почему ты его не отфутболиваешь к своей девушке, пусть он ей втюхивает про это самое нежелание учиться.
В общем, как всегда победила любовь. Несмотря на плохое настроение и слезы со всех сторон.
С Аней, кстати, смешно получилось. За пару лет до того, как Варя поступила в лицей, я снимала семью Ани. Сестра Ани читала мой жж и наняла меня поснимать их всех. Аня была серьезной крошкой с двумя косичками. Чуть позже где-то в лицее Варя встретила Аню и Аня сказала ей: "А я тебя знаю, твоя мама мою семью снимала".
Ну вот, а теперь они дружат. Забавно, да?
|
|
|
