- Э, - говорит Варин папа, - ну поговори с нами.
- Ну, ребят, давайте, пока, я вас люблю - говорит Варя.
- Мы тебе это припомним, - успеваю вставить я.
Деточка перезванивает через минут пятнадцать.
- Ну ладно, ладно, - говорит деточка, - простите меня, я, правда, вас люблю. Ну просто мне совсем некогда.
А еще иногда вдруг солнце в лицо. Неожиданно вдруг лето. Платье. Красное. Оранжевые штиблеты. И солнце в лицо. Так что зажмуриться от удовольствия.
Даже если завтра будет похолодание, сегодня солнце в лицо и первый раз за это странное лето платье.
И еще надо будет написать рассказ - это было то самое лето, которое осень, когда вся Москва была перекопана и я разлюбила фотографировать...
А еще Варин папа разбил бокал. Последний. Как-то Катя провела ликбез, какие бокалы для чего.
- Вот такие вот, - говорила Катя, - для красного вина. А вот такие вот для белого.
Мы с Вариным папой - чуваки простые. Пьем вино из кружек. Так, кстати, куда как проще друг от друга маскировать содержимое этих самых кружек.
А тут сын Лева подарил разных бокалов. И среди них оказалось несколько для белого. Катя пьет только белое. Ну и мы заодно с ней тоже.
И эти самые для белого бьются стремительно. Варин папа разбил последний. Катя не умеет пить вино из неправильных бокалов. Ей не эстетично.
- Как ты думаешь, нет, давай даже не так, - говорю я Вариному папе, - как ты думаешь, если мы скажем Кате, что ты разбил последний бокал, что она сделает?
- Давай не будем ей об этом говорить, - говорит Варин папа, - давай поставим ее перед фактом.
Тащимся намедни с Катей в ночи к нам домой. Проходим мимо сараюшки-старого-завода-ему-наверное-лет-д
Из сараюшки доносится музыка. Внутри действие. Сараюшка мигает во все стороны разными огнями. Окна заколочены, заглянуть не удастся.
- Пойдем, залезем через дырку, - говорю я, - я знаю проход.
Катя не пылает оптимизмом. Но в этом самом подвале, через который, я думаю, надо лезть, такая темень, сам черт ногу сломит. И мне приходится отступиться от своего мнения. Все-таки это очень бывает обидно, только что хотел показать, какой ты смелый, храбрый, дерзкий и море по колено. А тут так - эээ, ну ладно, пошли дальше.
И еще мне не пишет Радек, и даже не звонит, и даже не отвечает на мои гневные - Эй, когда и где? И я уже продумываю планы мести. Зато Марта сообщила, что на следующей неделе едет в Барселону. Но на следующей неделе я все еще в Москве и не в Лондон, ни в Барселону пока не собираюсь. И Конрад, Конрад опять пересдает свою комнату. Девочка из Рима нашла что-то подешевле, я так понимаю. Сейчас сбагрю деточку Варвару в Вену и поеду уже куда-нибудь, может быть в Лондон или в Барселону и даже может быть в Варшаву, но скорее всего отправлюсь-ка я на Летнюю школу под Дубну, развлекать себя.
Мы тут намедни ругались-ругались с одним редактором, но это всегда из той самой серии, когда своим все-таки многое прощаешь. Ругались на тему политики. Когда уже почти убили друг друга. И он вдруг - да, кстати, ты на ЛШ приедешь? Ты нам очень там нужна для вот таких вот альтернативных мнений. А я как раз думала, на какую мастерскую себя пристроить и где я со своей фотографией могу быть полезна.
- Опять клещей поедешь кормить? - спрашивает меня Варин папа.
- Я буду ходить в белом, на белом клещи видны особенно хорошо.
- Налей мне еще полстакашки, - говорю я Вариному папе.
- Вот за это я тебя и люблю, - отвечает мне Варин папа.
- За то, что у меня скоро будет цирроз печени от пьянства?
- За твою слабохарактерность.
Ах да, дети вдруг общаются. Варя звонит Леве нынче пожаловаться на меня. Изредка потом жалуется на Леву.
- Лева - такой милый, - говорит она мне, - я так рада, что мы опять с ним общаемся.
- Я тоже, - отвечаю, - видимо, ты доросла до того возраста, когда ему стало с тобой опять интересно.