Закончилось все в каком-то обычном гей-клубе, где в туалете граждане мужчины спрашивали, что я там делаю. Туалет был один. И я, принявши изрядно, спрашивала, а уверены ли они, что я - это она, а не он или оно. И они еще потом дружно извинялись. Кино посмотрели. Обычное такое кино. На один раз нормально. Никому не порекомендую. Там как раз в семье один из граждан был глухонемым геем.
Радек вдруг пишет, типа, как дела, туда-сюда. Сразу понятно, что надо картинок отправить. А у меня сегодня интернет еле грузится. И я пока гружу картинки, беседую с ним.
Типа, как малчики, к примеру.
- Малчики меня больше не интересуют, - пишет, - меня интересует, что делать с моей жизнью.
- Это после разговоров с Конрадом?
- После разговора с Конрадом я вдруг понял, что мы похожи.
- Интересно, в каком месте?
- Да, мне нужен новый юзерпик.
- Через час отправлю, - говорю, - интернет ужасно медленный сегодня.
- Ты когда ко мне приедешь?
- Может быть в конце февраля, если деньги будут.
И потом я смотрю цены на билеты. Если лететь с дамской сумкой прямым польским Лот будет шесть тысяч, а если с ручной кладью на восемь килограмм, то уже сразу четырнадцать. И это как-то нечестно совсем. Я не могу лететь без компа и камеры. В чем смысл? И зачем мне в Варшаву, зачем?
- А я идеи складирую, собираю, - пишет мне Радек.
- То есть наконец-то снимем русалку?
Еще каникулы заканчиваются.
Пошла я сегодня в магазин. Мы живем в центре, что значит с магазинами у нас не очень. Впрочем, мы живем почти в центре, в офисном центре, вокруг нас почти нет жилых домов. Ближайший магазин, который сегодня открыт и где реально что-то можно купить в двадцати минутах ходу. По пути завернула в церковь, которую когда-то Бахрушин патронировал. А она вдруг закрыта. Она часто не вовремя закрыта. Даже обидно стало. Пришлось идти в церковь с той стороны Павелецкого вокзала, потому что мне надо было срочно посмотреть на вертеп рождественский.
- Простите, мне надо вас спросить, - низко кланяясь, сильно заискивая, человек в возрасте спрашивает у мужчины, который то-ли староста церкви или просто какое-то отношение имеет к этой церкви. Тот недружелюбно косится:
- Спрашивайте.
- У меня ботинки прохудились, мне говорили, что, возможно, у вас можно другие ботинки получить.
Я присматриваюсь. Немолодой, без шапки, в легкой куртке.
- Нет, нет у нас никаких ботинок.
И это ни разу ни рождественское чудо. И я в каком-то таком ступоре, что не очень понимаю, где нынче можно человеку быстро добыть зимние ботинки размера сорок четвертого. Вот он так понуро и уходит, в итоге.
И мы звоним Варваре, которая провожает одну барышню. И если ее родители вдруг начнут читать мой жж, это мне еще меньше можно будет писать? У Варвары телефон отключен. И у барышни телефон отключен.
- Может быть это был не ее телефон, - говорит Варин папа. И звонит наугад по еще одному телефону, с которого Варвара кому-то звонила. Там берут трубку.
- Варя? - спрашивает Варин папа.
- Нет, Женя, - отвечают. И пауза, - а вам нужна Варя В? - спрашивают.
- Нет, - отвечает Варин папа.
- А, Варя О? Мы сегодня не вместе.
И эти тинейджеры так спокойно относятся к тому, что разные незнакомые родители в двенадцать ночи звонят, пытаясь разыскать своих деточек. Такие хорошие у нас деточки.