- Ну сейчас, сейчас, - бормочет зайка, - а это ты, - приоткрывает она глаз, осознавая, что я - не папа, - иди, а, мне еще десять минут можно поспать.
- У тебя уже три раза будильник звонил.
- Мааама, мне еще десять минут поспать. Дай поспать, ну пожалуйста.
Деточка в дверях:
- Я опаздываю.
Мы такие хором:
- Ну надо же, никогда не опаздывала и вот опять. Кто бы мог подумать, что ты сегодня опоздаешь.
- Ну, чуваки, хватит уже издеваться. Все конец. Сейчас опоздаю на физру, и меня опять не пустят. Придется полтора часа болтаться в нигде.
- Что тебя уже не пустили?
- Ну я в прошлый раз на двадцать минут опоздала. И даже не пробовала зайти. Там шансов не было. Все равно бы выгнали.
Утром у меня обучение русскому языку.
Бооз очень грустный. Очень.
- Почему он такой грустный? - спрашивает Махмуд.
- Мы сейчас это не будем обсуждать, - отвечаю я ему.
Чуть позже, когда Бооза рядом нет:
- У него брат не так давно умер.
- Я знаю.
- И почему ты тогда задаешь такие вопросы? Знаешь, как долго человек горюет после этого?
После русского я успеваю заскочить домой, пообедать, взять с собой разные штуки для фотокружка в психушке и выдвинуться обратно.
Около эскалатора на Павелецкой на меня неожиданно нападает собственная деточка. Она возвращается из универа.
- Представляешь, меня все-таки пустили на физру. В порядке исключения. Но возмущались, что я все время зеваю.
- Ты что, - говорят, - сразу из постели в универ? Как будто можно как-нибудь по-другому.
Деточка обнимает меня и целует. Мы стоим у эскалатора. Мимо проходит толпа. Я отбиваюсь.
- Ты что, смущаешься? - спрашивает у меня деточка.
- Вдруг они думают, что у нас с тобой любовь однополая. По нынешним временам это как-то стремно. Смотри, как косятся.
- Что за глупости. Вот кто бы и мог смущаться, так это я. Мои бывшие одноклассники как раз сейчас домой возвращаются.
- Они хотя бы знают, что я твоя мама.
- Ну и что. Обнимать и целовать свою маму в общественных местах для одноклассников - это ужас, ужас, правда.
- Приготовь мне ужин, - говорю, - я буду поздно и голодная.
- Хорошо
Я наконец-то получила пропуск. И меня теперь пускают охранники без разных там уговоров.
Незнакомая мне еще, воспитатель пятого отделения, подсаживается:
- А можно я с вами? Вы так интересно рассказываете, я хочу тоже рассматривать картинки.
Они все активно участвуют. Я люблю, когда, когда подростки рассказывают мне, почему им не нравятся фотографии или наоборот нравятся.
Здесь воспитатель единодушна с одной девочкой. Малчик, который пришел, мирно спит в кресле. Воспитатель его периодически пытается будить:
- Ну почему ты везде спишь? Ну почему тебе неинтересно?
- Мне интересно, - отбивается он, закрывая глаза.
Девочке не нравятся, активно не нравятся, фотографии одной американской фотографа:
- Так много всего в кадре, непонятно, что тут главное. Непонятно, что она хотела сказать своей фотографией. Слишком правильно выставлен кадр, глазу не за что зацепиться.
- И жизни нет совсем, - добавляет воспитательница.
Зато они оживляются, когда я показываю следующего фотографа, который уже классик и снимал на черно-белую пленку.
- Вот это нам нравится, - говорят они.
Пятое отделение снимать не хочет. Только картинки смотрят.
Третье отделение как всегда многолюдно. Не пришла моя любимая крошка, которая поправилась на, о ужас, целый килограмм.
Девочки говорят, что ей отказали, сказали, что она все время ходит, пусть другие тоже попробуют.
И тут вдруг за еще одной деточкой приходит воспитатель:
- К, к тебе пришел папа, - говорит она, - папа так ругался, что тебя нет.
- Ну папа, ну что это, - кричит девочка, - я так хотела на фотокружок. И тут он. Уже второе занятие пропускаю.
- Пойдем, а то еще громче кричать будет, - говорит ей воспитательница.
Деточка М., которая до этого все время молчала, вдруг говорит:
- А каждый может стать фотографом?
- Каждый, если у тебя есть желание. Только надо много работать. Учиться. Изучать. Техническую сторону вопроса - не так сложно изучить. Творческую можно развить.
- А мне сказали, что я никогда не смогу снимать. Что я - бесталанная.
- Какие глупости, М. Поверь мне. Все зависит от тебя самой. И не слушай тех, кто тебе что-то такое говорит. Откуда им знать?
В третьем отделении есть те, кто приходит, смотрит картинки, а оставшиеся двадцать минут, в течении которых мы снимаем, изучает книжки на полках, танцует или просто наблюдают за теми, кто снимает.
Четырнадцатое. Приходит всего три человека.
Одна серьезная девушка А. Ее подружку выписали на прошлой неделе и она грустит. Одна девушка М., удивительная красотка, считающая себя ужасом кромешным. И еще один юный молодой человек.
Обычно девушка А. очень серьезно относится к моему выбору и ей почти ничего не нравится. Занятно, что каждый раз приходится тыкать в разные папки, пытаясь понять, что точно понравится.
Они приходят, когда уже почти все наше отделение расходится с работы. Отделение пустынно и можно снимать везде. Коридор длинный и иногда мы используем учебный класс, который нам разрешили использовать. Там свет хороший. А. снимает юношу. И игнорирует мои призывы снимать на троих, потому что на троих интересно.
- Давай тогда я тебя поснимаю? - говорю я М.
- Ну что вы, я - редкостный урод.
- Всегда удивляет, как девушки такой тонкой красоты могут такое говорить, давай, садись вон туда к стенке в то солнечное пятно, я буду тебя снимать.
Вечером ужин готовит мне Варин папа. Он пришел минут за десять до меня.
- Как же так, Варя, когда я первая прихожу домой, я всегда готовлю на всех еду. Сериал был таким интересным?
Деточка сначала делает вид, что не слышит меня. Потом, как обычный противный подросток объясняет, что все равно я готовлю то, что она почти никогда не ест, потому что я не умею готовить ей вкусную еду. И что я бы не стала есть фрикадельки из Икее, а хотела, чтобы я сварила ей картошку. А картошку варить ей категорически никак не хотелось. Ну и миллион подобных отмазок.
- Зря ты так много говоришь, - предупреждает ее Варин папа. Я, в итоге, обижаюсь на всю оставшуюся жизнь. В ночи ко мне приходит мой дурацкий подросток, закутанный в одеяло и произносит пламенную речь. Во-первых, мы же семья, во-вторых, семья должна любить друг друга, в-третьих, я очень-очень извиняюсь, и точно приготовлю тебе ужин в следующий раз. Поэтому очень хочу тебя поцеловать на ночь.
Четверг.
- Как хорошо, - говорю я вчера Вариному папе, - завтра никуда не надо. Высплюсь.
Он смотрит на меня недружелюбно:
- Тебе не надо, да. А мне в восемь вставать.
Я почему-то просыпаюсь, даже для меня, очень поздно в полпервого. Меня мучает совесть. У меня по плану обработать картинки, которые я уже два дня обрабатываю партиями. И надо бы сдать сегодня вечером. А я все проспала. Поэтому я закрываю ловко все соцсети и за работу.
Мне звонит Радек:
- Дорогая, - говорит Радек тихим голосом, - у меня для тебя плохие новости, - я ненавижу, когда мне такое говорят. Прежде чем они успеют сообщить саму новость, я миллион всего передумаю, - Рафа умер. Суицид. И почему меня не оказалось рядом. Мама позвонила, сказала, что он был под наркотой. Но мы же знаем, что Рафа не употреблял наркоту. Только травку курил.
- Интересно, чтобы ты мог изменить, если бы ты был там? Рафа уже давно с тобой не общался.
- Он приходил перед моим отъездом. Неожиданно. Пришел, буквально две минуты прошло, и эта ужасная женщина, с которой он, помнишь, начал жить, стала звонить ему и орать в трубку. И он сразу ушел.
Рафа жил на первом этаже. Радек на четвертом. Мы, в какой-то момент подружились. Пользовались его светом, его квартирой, ходили к нему в гости, таскали своих моделей, я их снимала.
Рафа два раза спросил, не хочу ли я остаться у него. Так и спросил:
- А хочешь ли ты сегодня спать со мной?
- Нет, - говорю, - я предпочитаю спать с Радеком.
Он лет на семнадцать был меня младше. И у него была очень милая собака. Вот с кем она теперь будет?
Радек говорил, что когда-то Рафа был очень модным, мажорным гражданином. Когда ты молод и у тебя огромная квартира около метро в модном районе, все всегда у тебя. Родители жили отдельно. У Рафы были самые модные тусовки на районе. Радек говорил, что его никогда не приглашали и он очень завидовал. В какой-то момент Рафа разбился. Он со своей девушкой ехали на мотоцикле. Въехали в кого-то. Девушка почти не пострадала. Рафа пролежал в больнице полтора года. Собирали по частям. Девушка за это время отвалила. Рафа растолстел, потерял уверенность в себя.
Мне он говорил, что все эти девушки только и хотят, что его квартиру оттяпать. Девушки у него менялись почти каждый вечер. Только когда я приезжала в Варшаву, они почти не появлялись. Он меня отвозил в аэропорт и говорил, что у меня скверный характер.
Потом он решил, что мы его используем. И больше он нам ни для чего не нужен. Каждый раз, когда он видел нас, он очень быстро уходил. Появилась эта женщина с маленьким ребенком. Рафа стал совсем мрачен.
- Вот чего, чего ему не хватало? - возмущался Радек, - ну серьезно? Огромная квартира с хорошим ремонтом. Собственная, хорошая работа. Живи, не хочу. Ну как это так? Вот, правда. Мне так грустно.
И я говорю ему банальные штуки, что еще можно сказать в такой ситуации, что это всего лишь жизнь.
- Ну я должен был обратить внимание, что он удалил все свои соцсети. Что он тогда так неожиданно пришел ко мне.
- Не знаю, Радек.
Так глупо, правда. И жизнь про это тоже.