(no title)

- Знаешь, - говорю Вариному папе, - самое яркое, наверное, ощущение про Пирогово? Тогда в сентябре почему-то было еще тепло и ты не стал снимать целлофановый дом. Вся поляна собралась сниматься на первые выходные сентября. Мы чего-то там пили, всей толпой пошли на Орбиту, по воде обходили забор и охрану. Орбита пригласила себе группу, там еще у них огромный контрабас был. Они играли рок-н-ролл. Я часа два танцевала. Ленка, помнишь, серфингистка, ей лет восемнадцать было, наверное, сказала, глядя на меня: "хотела бы я так отплясывать в тридцать лет!" И что такое тридцать лет? Смешно. Потом мы вернулись на поляну. Разожгли костер. У Димки по соседству какая-то палатка была, временно поставились, они кучу алкоголя оставили. Димка был молод, прекрасен, энергичен, как всегда и живой. Мы пили, грелись у костра и купались, кутались в куртки потом. Я тогда к тебе только-только опять вернулась. Я была - Дон Жуаном тогда.
- Ты была Карлсоном.
- Ну вот еще.
- Карлсоном, смешным таракашкой, - говорит он, целуя в нос.
- Вот, а еще говорят, что самые крутые воспоминания о студенчестве. Даже не знаю. У меня в этом студенчестве была такая бурная жизнь, это было слишком утомительно. Даже не знаю, хотелось бы в те времена вернуться. Вот, наверное, Боу-дом. Вот да.
- Ну у тебя еще коммуналка была. Тоже целый период.
- Это да. И никогда не знаешь, что за поворотом.

(no subject)

(no subject)

(no subject)

Error