Приехали вчера в ночи. Обрабатываю картинки. Сейчас первый день закончу и запощу. Картинок много, так что никто не будет их рассматривать.
Вчера насыщенность приключениями и впечатлениями достигла верхней границы, так что уже не очень-то хотелось вылезать из машины и куда-то идти. Точно надо было бы отдохнуть. Но мы все равно возвращались домой. Или просто накануне неожиданно выпили чуть больше. В восемь тридцать в гостинице начали сверлить. Позвонили администратору, администратор - а чо-таково? Поставили единицы везде, где можно. Месть наша была страшна. Спросонья-то. Позавтракали нарезкой cыра из магазина.
Продирались какими-то болотами к берегу Волги, чтобы посмотреть на монумент Волга-мать и ГЭС. Небо было правильным. Пейзаж получился ничего. В этот же момент была такая сирена со стороны ГЭС, не очень понятно почему, но тревожно.
Посмотрели также на поселок гидростроителей. Такой мини-Советский Союз.
Были все еще в Рыбинске. Доехали до улицы Бурлацкой. На ней очень симпатичная заброшенная деревянная больница для рабочих судостроительного завода, которую, как это у нас водится, пытаются снести. Активисты пытаются отстоять.
Через полтора часа - Тутаев. Варя с лицеем на зимние каникулы ездили обычно. Как-то привезла мне из антикварного магазина парочку крошечных бутылочек.
С одной стороны реки прекрасный храм с красивыми росписями внутри. С другой несколько храмов в так себе состоянии.
Заходим в первый храм. Снимаю фрески. И тут вдруг священник, маленький, кругленький. Остановился и смотрит на меня.
Я, конечно, тут же боюсь. Спрашиваю осторожно, но уже широко улыбаюсь:
- А у вас снимать можно?
Немножко молчит, улыбается в ответ:
- Вам можно все здесь!
После этого ко мне подошла мрачная женщина, которая за свечками следила с криком:
- У нас снимать нельзя!
- А мне батюшка сказал, что можно.
- А вы кто?
- Мне батюшка сказал, что у вас в Храме снимать можно.
- А, это вы на венчание что-ли? - и ушла.
Чуть позже охранник подскочил с таким же воплем и желанием немедленно удалить меня из Храма.
- Мне батюшка сказал, что у вас можно снимать, - ушел с разочарованием.
А там было что снимать. Два позолоченных ангела-скульптуры, не типично для православной церкви. Удивительный огромный темный, так что черты лица почти неразличимы, образ в золотой оправе, Николай Угоднник деревянный и много еще всякого интересного. И священник, который иногда подходил пообщаться.
- Вот, - говорю, - мы вчера в такой странный монастырь заехали. Очень он меня поразил - полная разруха и единственный монах, который службу ведет.
- А, - говорит, - Пошехонский. Один остался, последний из могикан, - и захохотал гомерически, - а у нас тут вечная Пасха и благодать. И знаете, Путин не дождется.
- Понятно, а вы за или против? А то нынче с этим очень осторожно надо быть.
- То что в революцию не успели разрушить и разграбить, этот со своей командой торопится завершить. Но ничего, ничего, не успеет. Нормально все будет. Думают, что они - бессмертные.
Еще он меня по Храму поводил, показывая фрески. А там было что поразглядывать. Жаль только, что я такая уверенно-православная, что на эти темы мне лучше не надо беседовать, могу обидеть. Приходилось молчать и кивать головой. Хотя очень хотелось вступить в беседу. Очень уж милый священник был. Так и сказала ему, когда уходили, что очень он хороший, и от этого прямо светло вокруг.
Переправились на пароме на другой берег. Это был наш последний паром за путешествие. Прогулялись мимо парочки церквей. В наше отсутствие, пробегающий мимо кот, справил свою нужду на наше колесо, так что какое-то время в машине подванивало.
Тутаев такой, грустный немного. Или мы его не поняли. Все вокруг рассказывают, какой он милый и чудесный. Мило-разрушенно-заброшенный.Грустный.
Ярославль проехали мимо. Постояли в пробке. Мы там уже сто раз были.
По пути была Толга. В Толгский монастырь мы с Катей паруз раз заезжали, когда на кораблике плавали.
В это монастыре выращивают разные травы, а также овощи , фрукты и цветы. На входе можно купить по смешной цене кусты клубники и смородины, семена разные. Монахини только в нем с очень неприветливыми лицами. Одна только юная дева, бодро разъезжающая на маленьком автомобиле, в таких в отелях ездят, везла двух молодых работников и всячески с ними кокетничала. Вот это прямо правильная тема. Молодость, жизнь, улыбки.
Черный лебедь на пруду гонял уток. Мама с тремя детьми, перегнувшись через мостки, махали своему отражению. На входе всем выдавали одинаковые юбки. Мужчины в шортах, закутанные в юбки, очень радовали.
В столовой юная послушница. я так хотела ей рассказать, что она - красивая, но она бы скорее всего оскорбилась бы, сообщила нам, что в монастырях мясо не едят, только рыбу.
Кормили прилично. Огурцы малосольные продавались десять рублей за штуку. А котлета рыбная за пятьдесят. Чай с травами - тридцать пять.
И уже по пути домой заехали еще в две разрушенные церкви. Одна в Поречье с одной из самых высоких колоколен. Как раз на закате. В другом же селении на пустой площади перед магазином трезвая пожилая женщина с палочками отплясывала весело, практически, рок-н-ролл. Такая жизнь была.
Доехали ко мне. У оставшихся не было сил по домам разъезжаться. Выпили с Вариным папой чаю, а некоторые что-то покрепче.
Как-то так.
Теперь съемки. И Москва.
Вчера насыщенность приключениями и впечатлениями достигла верхней границы, так что уже не очень-то хотелось вылезать из машины и куда-то идти. Точно надо было бы отдохнуть. Но мы все равно возвращались домой. Или просто накануне неожиданно выпили чуть больше. В восемь тридцать в гостинице начали сверлить. Позвонили администратору, администратор - а чо-таково? Поставили единицы везде, где можно. Месть наша была страшна. Спросонья-то. Позавтракали нарезкой cыра из магазина.
Продирались какими-то болотами к берегу Волги, чтобы посмотреть на монумент Волга-мать и ГЭС. Небо было правильным. Пейзаж получился ничего. В этот же момент была такая сирена со стороны ГЭС, не очень понятно почему, но тревожно.
Посмотрели также на поселок гидростроителей. Такой мини-Советский Союз.
Были все еще в Рыбинске. Доехали до улицы Бурлацкой. На ней очень симпатичная заброшенная деревянная больница для рабочих судостроительного завода, которую, как это у нас водится, пытаются снести. Активисты пытаются отстоять.
Через полтора часа - Тутаев. Варя с лицеем на зимние каникулы ездили обычно. Как-то привезла мне из антикварного магазина парочку крошечных бутылочек.
С одной стороны реки прекрасный храм с красивыми росписями внутри. С другой несколько храмов в так себе состоянии.
Заходим в первый храм. Снимаю фрески. И тут вдруг священник, маленький, кругленький. Остановился и смотрит на меня.
Я, конечно, тут же боюсь. Спрашиваю осторожно, но уже широко улыбаюсь:
- А у вас снимать можно?
Немножко молчит, улыбается в ответ:
- Вам можно все здесь!
После этого ко мне подошла мрачная женщина, которая за свечками следила с криком:
- У нас снимать нельзя!
- А мне батюшка сказал, что можно.
- А вы кто?
- Мне батюшка сказал, что у вас в Храме снимать можно.
- А, это вы на венчание что-ли? - и ушла.
Чуть позже охранник подскочил с таким же воплем и желанием немедленно удалить меня из Храма.
- Мне батюшка сказал, что у вас можно снимать, - ушел с разочарованием.
А там было что снимать. Два позолоченных ангела-скульптуры, не типично для православной церкви. Удивительный огромный темный, так что черты лица почти неразличимы, образ в золотой оправе, Николай Угоднник деревянный и много еще всякого интересного. И священник, который иногда подходил пообщаться.
- Вот, - говорю, - мы вчера в такой странный монастырь заехали. Очень он меня поразил - полная разруха и единственный монах, который службу ведет.
- А, - говорит, - Пошехонский. Один остался, последний из могикан, - и захохотал гомерически, - а у нас тут вечная Пасха и благодать. И знаете, Путин не дождется.
- Понятно, а вы за или против? А то нынче с этим очень осторожно надо быть.
- То что в революцию не успели разрушить и разграбить, этот со своей командой торопится завершить. Но ничего, ничего, не успеет. Нормально все будет. Думают, что они - бессмертные.
Еще он меня по Храму поводил, показывая фрески. А там было что поразглядывать. Жаль только, что я такая уверенно-православная, что на эти темы мне лучше не надо беседовать, могу обидеть. Приходилось молчать и кивать головой. Хотя очень хотелось вступить в беседу. Очень уж милый священник был. Так и сказала ему, когда уходили, что очень он хороший, и от этого прямо светло вокруг.
Переправились на пароме на другой берег. Это был наш последний паром за путешествие. Прогулялись мимо парочки церквей. В наше отсутствие, пробегающий мимо кот, справил свою нужду на наше колесо, так что какое-то время в машине подванивало.
Тутаев такой, грустный немного. Или мы его не поняли. Все вокруг рассказывают, какой он милый и чудесный. Мило-разрушенно-заброшенный.Грустный.
Ярославль проехали мимо. Постояли в пробке. Мы там уже сто раз были.
По пути была Толга. В Толгский монастырь мы с Катей паруз раз заезжали, когда на кораблике плавали.
В это монастыре выращивают разные травы, а также овощи , фрукты и цветы. На входе можно купить по смешной цене кусты клубники и смородины, семена разные. Монахини только в нем с очень неприветливыми лицами. Одна только юная дева, бодро разъезжающая на маленьком автомобиле, в таких в отелях ездят, везла двух молодых работников и всячески с ними кокетничала. Вот это прямо правильная тема. Молодость, жизнь, улыбки.
Черный лебедь на пруду гонял уток. Мама с тремя детьми, перегнувшись через мостки, махали своему отражению. На входе всем выдавали одинаковые юбки. Мужчины в шортах, закутанные в юбки, очень радовали.
В столовой юная послушница. я так хотела ей рассказать, что она - красивая, но она бы скорее всего оскорбилась бы, сообщила нам, что в монастырях мясо не едят, только рыбу.
Кормили прилично. Огурцы малосольные продавались десять рублей за штуку. А котлета рыбная за пятьдесят. Чай с травами - тридцать пять.
И уже по пути домой заехали еще в две разрушенные церкви. Одна в Поречье с одной из самых высоких колоколен. Как раз на закате. В другом же селении на пустой площади перед магазином трезвая пожилая женщина с палочками отплясывала весело, практически, рок-н-ролл. Такая жизнь была.
Доехали ко мне. У оставшихся не было сил по домам разъезжаться. Выпили с Вариным папой чаю, а некоторые что-то покрепче.
Как-то так.
Теперь съемки. И Москва.