Сегодня мы вернулись с дачи, срезав там миллион всяких цветов. Довезти их было проблематично. Мы уже давно без машины. Впрочем, с дачи до Мытищ ехали на старенькой родительской четверке, которая, периодически, глохла. Прямо как в юном возрасте, когда я на ржавенькой пятерке приезжала на какую-нибудь рублевску вечеринку, снимать для Офисиеля или еще для какого-нибудь гламура.
И еще охранники иногда так снисходительно:
- Давай ключи, припаркую.
И с удовольствием:
- Не, не припаркуете, - и еще с большим удовольствием наблюдать, как глохнет у них наш отечественный автомат и паркуешься самостоятельно, размышляя, что должны думать те, кого я снимаю, глядя на эти мятые сине-грязные бока.
И еще вспоминать про Димку и его запорожец за двести долларов, если память не изменяет. Который лихо на нем обгонял навороченные тачки. И как это было нервно ехать с ним на его Запорожце. Только хохотать и оставалось, чтобы не думать о последствиях.
Из Мытищ пока добрались, поникли мои лютики. Пришлось снимать их в ночи. В холодильнике нынче живут цветы, может быть доживут до завтра. Сняла очередной натюрморт - белое на белом. И страшно горжусь. Белые ирисы на белой фактуре. Такие разнузданные, королевские белые ирисы на акварельной небрежной бумаге.
Деточка Варя вдруг звонит:
- Первая лабораторная. Я, конечно, волновалась. Ужасно, что в такую жару на лабах ты должен быть полностью эпикирован и еще эти очки. Один препод - добрый, но как только видит маленькую полоску оголенного тела между носками и брюками, приходит в бешенство.
- Его можно понять, прикинь, какие могут быть штрафы или судебные разбирательства, если вдруг ты на его лабах причинишь себе какой-нибудь вред. Поменяй местами.
- Второй молодой, PHD, очень милый. Так улыбается.
- Под маской видно?
- Так вот, когда он говорит что-то важное на тему лаб, он говорит понятно. Как только он хочет сказать что-то милое, пошутить, я перестаю его понимать. Совсем. Этот очередной австрийский диалект. Ну и меня они понимают с трудом.
- Еще не привыкли?
- Или когда говоришь с маской на лице не так понятно. Сегодня разбила пробирку.
- Сколько нам это будет стоить?
- Нисколько.
- Она с таким грохотом летела на пол. Забавно, конечно, ночью я такая тусовщица в топике и шортах. Днем на лабах, смешиваю вещества, в белом халате и огромных очках на поллица. Кто бы мог подумать. И знаешь, я все-таки немного скучала по этим химическим запахам. Хотя, если бы кто-нибудь из преподов или студентов подошел ко мне поближе, они бы упали в обморок от того, как быстро и небрежно я все это делаю. Пока ничего нового. Я заканчиваю раньше и думаю - это со мной что-то не так или с этими студентами в группе? Познакомилась с девушкой Сарой на лабах.
- Она откуда?
- Австрийка, наверное. Тоже быстрее всех заканчивает. День рождения прошел отлично. Франц разрешил у него в офисе устроить тусовку.
- Офис пострадал?
- Не знаю. Да, когда Франц уедет, нам будет его не хватать. Он - такой милый. И вечно платит за всех.
- Куда?
- То ли в Люксембург, то-ли в Португалию. Не помню. География - не самая сильная моя сторона. Где-то продолбала наушники. Ужасно жалко.
- Подайся на паспорт на госуслугах. И на загран.
- Еще надо податься на ВНЖ. Решила, что в этот раз лучше сделать заранее.
- Да, народ нынче по полгода ждет своего ВНЖ, судя по венской группе в фейсбуке.
- Эта взрослая жизнь, нынче все самой решать. Так не хочется.
- Ну да, два ноль, двадцать лет - не баран накашлял.
- И как же мне хочется в Жижицу. Эта Вена. Ты представляешь, каждую ночь такие рейвы. Я так устала от этих тусовок. Хочу побыстрее сначала на Летнюю школу, потом в Жижицу и не пить до конца лета.
- Это unreal, - сообщает Варин папа.
- Не реально, это правда, - и деточка так тяжело вздыхает. Как будто все трындец какой-то. И эта Вена, которую срочно надо променять на Жижицу, деревню, где летом живут ее друзья. Да, вот чего хорошего мы нашей деточке в этой жизни добавили - это друзей, которые ее любят и готовы терпеть даже в Жижице. Впрочем, пару месяцев в Москве и дальше будет песня, как скорее хочется в Вену, в свою комнату в общаге в центре, с пакетами от макдака на полу, и на все эти безумные рейвы. Знаем, плавали.
А еще некоторые из вас помнят, что пару лет назад я учила детей беженцев русскому языку. Потом поменялся директор. Я ушла. В этом году директор опять поменялся, я вернусь. Так вот, эти дети у себя на фейсбучке или в инстаграме: в Конго, в Норвегии вдруг пишут:
- Москва, я так хочу проснуться в тебе, однажды я это сделаю.
Малчик из Таджикистана, который посылал нас всех, был очень гордым малчиком, гордо посылающим, повзрослел, постит мои картинки себя и всех наших, пишет: самое лучшее время в моей жизни! Малчик из Конго пишет в ответ: "Да, друг, это так!".
А я вспоминаю, как я ругалась, когда они не делали домашние задания. Вот так - причиняешь добро, причиняешь, ну в смысле, занимаешь себя чем-нибудь полезным. Эти, которым ты это добро причиняешь, всячески от этого добра бегут, упрямятся, ругаются и ты с ними ругаешься. Проходит время, оказывается, что ты со своей школой был самым лучшим, что с ними пока случилось. Это так важно знать.